Старинушка, старинушка, старой казак!
У старинушки бородушка седым-седа,
От бородушки головушка, как лунь, бела;
На старинушке шубеночка худым-худа:
Левая пола—во пятьсот рублей,
А правая пола—во всю тысячу,
А всей шубеночке и цены нет.
Вздумалось старинушке погулять ехать.
Напали на старинушку воры-разбойники,
Хотели из-под него отнять добра коня.
Берет старинушка свой тугой лук,
Накладывает старинушка кленову стрелу,
Пускает он в белую березоньку;
Расщепал березоньку на мелкие частички,
Как на мелкие частички, на ножевые черенья.
Того страху разбойники испугалися,
От страху старинушке поклонялися.
Записал войск. старш. Н. К. Бухарин в 1890 г. в ст. Верхнеозерной от Алексея Ивановича Белянинова 75 лет.
Loading ...
Ты, старинушка ли, старинушка,
Ты, старой казак, Илья Муромец!
У старинушки головушка, ровно лунь бела,
На старинушке шубеночка худым-худа,
Худым-худа, вся изорвана;
Как левая его полушка—во пятьсот рублей,
А правая полушка—во всю тысячу,
Как всей-то шубеночке и сметы нет.
Как задумал старинушка во чисто поле ехать,
Во чисто поле ехать показаковать,
На своем-то он на добром коне
Свою силушку богатырскую он испробовать.—
Как левой рученькой махнет—сделает переулочек,
Как правой рученькой махнет—целую улицу,
Как его-то сивый добрый конь сильной грудушкой,
Сильной грудушкой топчет рать поганую.
Ст. Оренбургская, 1903 г., казак Филипп Михайлович Барбусов. 76 лет и казачка Авдотья Селиверстовна Барбусова 70 лет.
Loading ...
Ты, старинушка, старой казак,
Старой казак Илья Муромец,
Илья Муромец, сын Иванович.
У старинушки бородушка седым-то седа,
У старинушки бородушка все белым-то бела;
На старинушке шубеночка все худым-то худа,
Одна пола во пятьсот рублей,
Другая-то пола во тысячу,
А всей-то шубеночке и цены-то нет.
Пошел Илья на конюшеньку,
Седлал-то Илья добра коня,
Он накидывал седелечко черкесское,
Он затягивал, Илья, двенадцать подпруг шелковых
Не для красы Илья затягивал—для крепости.
Ст. Оренбургская, 1903 г., казак Михаил Михайлович Головин 77 лет; записана подъесаулом Н. С. Головиным.
Loading ...
Как у князюшки было у Владимира,
Собиралась беседушка очень малая.
Во беседушке да сидели у нас люди добрые,
Люди добрые сидели—все князья да бояры.
Они пьют, да едят, все прохлаждаются,
Между-то собой похваляются:
Как богатый-то хвалится он богатством,
Как сильный-то хвалится своей силушкой,
А бедный-то хвалится он своей Божьей милостью.
Дуняшенька она по сеничкам, Дуня похаживала,
Широкими рукавами Дуня приразмахивала,—
Она ждала да дожидала к себе друга милого.
Записана отставным генерал-майором А. И. Суровым.
Loading ...
Как у нашего было у князюшки, было у Владимира,
Собиралася пир-беседушка все почетная,
Все честная, хвальная компания, она много радошная.
Во беседушке сидели одни люди добрые,
Люди добрые сидели—все князья, бояре.
Они пьют, едят, гуляют, славно прохлаждаются,
Промежду они себя славно выхваляются:
Как богатый-то хвалится он своим богатством,
Как бедный-то хвалится он своей бедностью,
Как и сильный-то хвалится, а он своей силушкой,
Уж он силушкой хвалится, а он богатырскою,
Как убогий-то хвалится, а он Божьею милостью.
Не княгинюшка по сеничкам она все похаживала,
Что крутыми бедерочками шельма поворачивала,
Широкими рукавами шельма поразмахивала,
Золотыми перстенечками шельма все просиявила,
Дорогими-то ключами шельма все пробрякнула,
А сама-то частехонько в окошечко сама все поглядывала:
Она ждала, поджидала к себе друга милого,
Друга милого ждала к себе—змия лютого,
Змия лютого ждала только семиглавого.
Не туманчик-то с моречка, братцы, поднимается,
Что по чистому полечку туман растилается—
Подымался разсобака злой Тугарин-змей;
На коне-то сидит собака, ровно сенная копна,
Голова-то у разсобаки с медовой большой котел,
А глаза-то у собаки, ровно чаши золоты.
Ст. Рассыпная, 1903 г., казак Ефим Пимонов.
Loading ...
Далеченько, далеченько, во чистом поле,
того было подальше,
При долинушке стоял сыр матерый дуб.
У сыра дуба кореньица были булатные,
У сыра-то дуба кожурочка вся жемчужная,
На сыром дубу сучки-веточки были хрустальные, а листочки бумажные;
Под сыром-то дубом было стойльице кониное;
На сыром-то дубу была посидочка,
И эта посидочка—соколиное гнездышко.
Ясен-то сокол над добрым конем посмехается:
«На тебе-то, конь, шерсточка не кониная,
Вся она звериная, зверя лютого, вся она мышиная».
За досадушку коню показалося.
Они спорили и об заклад билися,
Не об ста рублях, не о тысяче, а о своих буйных головушках:
За те горы за высокие, ко колодезю глубокому,
Ко ключику холодному, кто успеет—в трое суточек;
Коню бежать по сырой земле,
Соколу-то лететь по поднебесью.—
Конь-то прибег в свое времячко
В то настоящее местечко;
У ясного сокола крылышки заносисты, глазоньки заглядчивы,—
Не успел ясен сокол в свое времячко
И упал коню в резвы ноги
И сказал: «Прости меня, сивый добрый конь:
Мои глазоньки заглядчивы, мои крылышки заносчивы,—
Не успел я в свое времячко».
Записана войск. старш. Н. К. Бухариным в станице Нижнеозерной от казака Евгения Донскова.
Loading ...
Как далече, подалече, во чистом поле,
Там стоял да рос сыр матерый дуб.
У сыра дуба кореньица булатные,
А коринушка вся была жемчужная;
Сучки-веточки на сыром дубу хрустальные,
Листочки на сыром дубу бумажные.
На сыром дубу, на верхушке сидел млад ясен сокол.
Под сырым дубом было стойльице кониное,
А во стойльице—сивый резвый конь.
Как ясен сокол над добрым конем насмехаться стал:
«Уж ты, кляча, кляча, резвый конь!
На тебе ли, конь, шерсточка не кониная,
На тебе ли, конь, шерсточка мышиная».
За досадушку то добру коню показалося,
И ясен сокол с добрым конем стали спорити;
Они спорили не об ста рублях, не об тысяче,
А о буйных своих головушках:
«Как тебе-то летать, добрый конь, по сырой земле,
А мне, соколу,—по поднебесью».
Конь бежит—вся земля дрожит,
А сокол летит, как колокол звенит.
Прибегает конь до местечка до урочного, до колодца до глубокого.
Уж он час, другой стоит—нету сокола;
На третьем часу появляться стал.
Прилетел сокол ко добру коню, пропустивши срок;
Тут ясен сокол добру коню извиняться стал:
Ты прости меня, разлюбезный конь, виноватого:
Я летел сокол по поднебесью шибче вихоря
И увидал я там стадо лебедей;
Выбрал я себе что не лучшую лебедушку,
С лебедушкой я потешился,
Как за этим-то я, ясен сокол, позамедлился».
Ст. Нижнеозерная, 1903 г., казак Крылов.
Loading ...
Уж ты, старинушка, старой казак!
У старинушки головушка седым-седа,
У головушки бородушка, как лунь, бела.
Была на молодце шубеночка худым-худа, призаплачена;
Лева-то полычка во пятьсот рублей,
А права-то полычка во тысящу рублей,
А всей-то шубеночке цены нет.
Был под молодцом темно-сивый конь,
Шерсть-то мышиная, грива-то козлиная.
Пробегал конечек по широкой большой улице;
Конь бежит—земля дрожит,
Пена бьет, кровь идет, пот ключем бежит.
По праву-то сторону стоит дуб со шатром;
У сырого дуба корни-то булатные, веточки
жемчужные,
Сучечки хрустальные, листочки бумажные.
Под сырым-то дубом—стойло лошадино,
На сыром-то на дубу—гнездо соколино;
Как во том гнезде сидит ясный сокол.
«Уж я ли, сокол, перелетный сокол,
Высокохонько сижу, далекохонько гляжу».
Под сырым-то под дубом стоял конь, прислушивался;
С нетерпенья конь с соколом поспорил….
Ст. Сакмарская, 1902 г., урядник Петр Воронжев; ст. Нижнеозерная, 1901 г., казачка Дарья Сошникова.
Loading ...
Как со вечера, братцы, притуманилось,
Со полу-то ночи сильный дождь пошел,
Ко белой-то заре приморозило.
Мы пойдем-ка, братцы, проходимся,
Мы во славный Киев прогуляемся.
Мы взойдем-ка, братцы, на круту гору,
Уж мы встанем-ка посреди горы,
Уж мы глянем на все стороны.
Как с одной-то стороны два коня бегут,
Одношерстные, златогривые;
Навстречу-то им идет родная матушка.
Сошлись-то они в полугоре.
Как и мать-то детей стала спрашивать:
«Ой вы, дети мои, дети малые!
Вы где были и что видели?»
Уж мы русскую степь из конца в конец прошли,
А азиатскую—поперек ее.
Уж мы видели там и слышали,
Отчего у нас белый свет пошел:
Белый свет начался от сырой мати—земли,
от синего неба.
Записана подъесаулом М. Т. Лобановым.
Примечание составителя сборника сотника А.И. Мякутина.
Из этой былины усматривается, что мир, по понятию народа, получил начало от синего неба и от сырой земли. По этому поводу не мешает заметить, что зерно мифологии всех арийских народов составляет представление о божестве неба и о матушке кормилице-земле. Индусы чтили небо пол именем Варуны, греки в образе Урана, германцы поклонялись под именем Шу, славяне—Сварога. Земля олицетворялась греками в образе Деметры и Геры, италики называли ее Церерой и Юноной, германцы чтили ее под именем Нертус и Фреи, славяне—матери сырой земли.
Loading ...