Отражение донцами приступа турецко-татарского войска на Азов

Как во славном было городе в Аникееве;
Собиралося там собраньице, собрание не малое,
Там не малое собраньице—только орда крымская,
Орда крымская бусурманская;
Собиралася орда крымская во единый круг,
Во единый круг орда крымская, на зеленый луг;
Они думали крепку думушку заедино.
Принимала-то она только орда крымская да свою присягушку:
Целовала-то она у вострой шашечки только жало вострое;
Принявши она да свою присягушку, только вся на-конь села,
Вся на-конь-то села, только орда крымская заталалакала,
Заталалакавши, только орда крымская вся на ура пошла,
На ура пошла под Азов—город,
Под тех ли добрых молодцов, донских казаков….
После этого на побег пошла,
За большим бугром становилася
И между собой расхвалилася.

Ст. Рассыпная, 1903 г., казак Ефим Пимонов и урядник Афанасий Щепачев 81 года.

Примечание: Донцы владели Азовом пять лет: с 19 июня 1637 г. по июнь 1643 г.
Ср. Энциклопедию Леера —,,Азов» и Русскую историю Елпатьевского (изд. 1893 г.)—«Взятие Азова донскими казаками» на стр. 158.

© А.И. Мякутин «Песни Оренбургских казаков» т. 1 Оренбург, 1904

Сидение атамана Заруцкого с Мариною Мнишек на р. Яике (1614 г.)

Ты Яик, Яик—быстра реченька!
Издалека течешь ты мутнехонько,
Позади себя оставляешь ты:
В одну сторону круты яры,
В другу сторону желты пески,—
Круты яры обрывчатые,
Желты пески рассыпчатые.
Ах, бывало мы, казаки—братцы,
На твоих волнах лихо плавали
На легких судах за добычею
За персидскою, за хивинскою.
Ты, Яикушка, золотое дно!
На твоем на дне, у крута яра,
У крута яра у дуванного,
У дуванного, у Маринкина,
Лежит лодочка позатоплена
С золотой казной со Маринкиной,
В Москве каменной ей награбленной.
Ты теки, теки, наш Яикушка,
Ты корми, корми нас удалых,
Добрых молодцов, слуг верных
Царя—батюшки благоверного!

Записана подъесаулом М. Т. Лобановым.
Примечание: „Дуван»— добыча, полон; ,,дуванить» делить добычу.

© А.И. Мякутин «Песни Оренбургских казаков» т. 1 Оренбург, 1904

Набеги яицких казаков на Хиву в начале XVII столетия

То не ясные соколики солеталися,
Не хивинские визирюшки соезжалися—
Соходилися, соезжалися добры молодцы,
Добры молодцы, прияицкие казаченьки.
Собирались казаченьки на зеленый луг,
Становились казаченьки во единый круг,
А и думали казаченьки думу крепкую:
„Да кому из нас, ребята, атаманом быть?
Атаманом быть, ребята, есаулом слыть?
Уж мы выберем, ребята, атаманушку,
Атаманушку мы выберем походного.
Есаулушку мы выберем залетного.»
Атаман говорит, что труба трубит,
Есаул говорит, что свирель свистит:
«Еще долго ль нам, ребятушки, на Дарье стоять?
На Дарье стоять, ребятушки, караул держать?
Мы Дарью пройдем рано с вечера,
А Куван—реку пройдем во глуху полночь,
А в Хиву придем на белой заре;
Мы хивинскому визирюшке не покоримся,
Мы хивинскому визирюшке не поклонимся,
С его младыми женами познакомимся,
А покоримся, поклонимся Царю Белому,
Царю Белому Благоверному.»

Ст. Нижнеозерная, 1902 г., урядник Иван Стрижев 62 лет; ст. Оренбургская, 1902 г., сотник Г. Н. Качалин; записал в 1902 году во 2-м отделе также и подъесаул Л. Г. Чернявский.

© А.И. Мякутин «Песни Оренбургских казаков» т. 1 Оренбург, 1904

Как за реченькой было за быстрою за Утвою…

Как за реченькой было за быстрою за Утвою,
За славными было за Утвинскими за горами,
Распахана была там пашенка яровая.
Не плугом была пашня пахана, не сохою;
Взборонована была та пашенка не бороною.
Распахана эта пашенка не плугом, не сохою—
Распахана была пашня булатными копьями:
Взборонена она была коневыми копытами.
Не рожью была, братцы, засеяна, не пшеницею—
Засеяна быта, братцы, казачьими головами.
Засеял ее добрый молодец, сам уехал;
Засеявши ее, он, добрый молодец, сам поведал:
„Ты расти, моя пашенка, зеленейся,
На поливочку ты, моя пашенка, не надейся!
Кто польет тебя? разве что с неба дождичек,
Иль источит горьки слезы мать родная.»

Выписана подъесаулом М. Т. Лобановым из 1-го выпуска ,,Казачьего Сборника» 1887 года.

© А.И. Мякутин «Песни Оренбургских казаков» т. 1. Оренбург, 1904

За Утвинскими горами там…

За Утвинскими горами
Там да распахана была легка пашенка;
Чем да распахана?
Распахана она не плугом, не сохою.
Чем да распахана эта легка пашенка?
Казачьими копьями.
Чем да засеяна эта легка пашенка?
Не ржою она, не пшеницею.
Чем да засеяна?
Казачьими головами.
Чем заборонена? Конскими копытами.

Ст. Кардаиловская, 1899 г., бомбардир Сергей Каргушов.

© А.И. Мякутин «Песни Оренбургских казаков» т. 1. Оренбург, 1904

 

За Утвинскими горами…

За Утвинскими горами
Как распахана была там пашенка,
Пашня яровая.
Как не плугом она была спахана
И не сохою—
Как распахана была пашенка
Казачьими копьями;
Как засеяна была легкая пашенка
Не ржой, не пшеницей—
Как засеяна была эта пашенка
Казачьими головами,
Заборонована была эта легкая пашенка
Коневыми копытами.
Как засеял эту легку пашенку
Один млад полковник;
Как засеявши эту легку пашенку,
Он слезно заплакал:
„Ты расти, расти, легка пашенка,
Расти зеленейся!
На поливочку, моя легка пашенка,
Не надейся!»

Ст. Нижнеозерная, 1902 г., казак Нил Соколов 58 лет.
Река Утва впадает в Урал с левой стороны южнее р. Илека.

© А.И. Мякутин «Песни Оренбургских казаков» т. 1. Оренбург, 1904

Гибель Ермака в 1584 году

Ревела буря; дождь шумел;
Во мраке молнии блестали,
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали…
Ко славе страстию дыша,
В стране суровой и угрюмой,
На диком бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой.
Товарищи его трудов,
Победы, громозвучной славы
Среди раскинутых шатров
Беспечно спали средь дубравы.
,,Вы спите, милые герои,
Друзья, под бурею ревущей!
С рассветом глас раздается мой,
На славу вас, на смерть зовущий.
Кто жизни не щадил своей,
В разбоях злато добывая,
Тот думать должен лишь о том,
За Русь святую погибая:
„Мы не напрасно в мире жили,
Нам смерть не может быть страшна,—
Свое мы дело совершили,
Сибирь Царю покорена.»
Кучум, презренный царь Сибири,
Прокрался тайною тропой,
И пала грозная дружина,
Не обнажив своих мечей.
Ермак воспрянул ото сна
И, гибель зря, стремится в волны,
Душа отвагою полна,
Но далеко от брега челны.
Иртыш волнуется сильней…
Ермак все силы напрягает,
Своей могучею рукой
Седые волны рассекает…
Тяжелый панцырь, дар Царя,
Стал гибели его виною,
И, в бурны волны Иртыша,
Он погрузил на дно героя:
Ревела буря; дождь шумел;
Во мраке молния сверкала;
Вдали чуть слышно гром гремел,
Но Ермака уже не стало….

Ст. Нижнеозерная, вахмистр Степан Ситников (1901 г.), урядник Владимир Гришин (1902 г.), урядник Василий Боровин (1905 г.); ст. Богуславская, подъесаул Г. М. Фаддеев (1903 г.); ст. Пречистенская, казак Василий Анисимов (1902 г); ст. Миясская, урядник Михаил Соколов (1902 г.); записана в 1402 году в 3-мь отделе сотником Д. Е. Пичугинымь и во 2-м отделе подъесаулом Л. Г. Чернявским.

© А.И. Мякутин «Песни Оренбургских казаков» т. 1 Оренбург, 1904

 

Рекомендуем песню «Ревела буря, дождь шумел» слушать в исполнении актеров из кинофильма «Чапаев» (хотя к самой картине можно относиться по-разному). Клип начинается с отрывка из песни «Черный ворон» в иисполнении Бориса Бабочкина…

Как на Волге, на реке, да на Камышинке…

Как на Волге, на реке, да на Камышинке
Казаки, братцы, живут, люди вольные:
Все донские, гребенские со яицкими:
Атаманом у них, братцы, был
Все донской казак—Ермак Тимофеевич,
Есаулом был Асташка, сын Андреевич.
Не золота труба, братцы, вострубила им,
Не она звонко возговорила речь—
Возговорил речь Ермак Тимофеевич:
„Ой вы, братцы мои, атаманы—молодцы!
Вы послушайте меня, Ермака,
Да крепку думушку заедино попридумайте:
Как проходит у нас лето теплое,
Наступает, братцы, зима холодная;
Куда, братцы, мы зимовать пойдем?
Нам на Волге жить—все ворами слыть,
На Яик идти—переход велик,
Под Казань идти—грозен Царь стоит,
Грозен Царь стоит, Иван Васильевич;
У него там стоит рать великая,
Рать великая—в сорок тысячей!
И нам всем, казаченькам, быть половленным,
А мне, Ермаку, быть повешенному.
Зазимуем, братцы, все мы в Астрахани,
А зимою, братцы, поисправимся;
А как вскроется весна красная,
Мы тогда, братцы, во поход пойдем
И заслужим перед грозным Царем мы вину свою.»

Выписана подъесаулом М. Т. Лобановым из 1-го выпуска ,,Казачьего Сборника» 1887 года.

© А.И. Мякутин «Песни Оренбургских казаков» т. 1 Оренбург, 1904

Отголосок взятия Казани в народной песне

Соловей кукушку уговаривал:
Полетим, кукушка, во зеленый сад;
Мы совьем, кукушка,
тепло гнездышко;
Выведем, кукушка,
двух детенышей, —
Тебе кукуренка,
а мне соловья,
Тебе для забавы,
а мне распевать.»
Мальчишка девчонку
звал, обманывал,—
Звал, обманывал,
уговаривал:
„Поедем, девчонка,
в Казань—город жить,—
Казань—город славный,
на горе стоит,
Близ Казани речка
с медом протекла,
Быстры ручеечки—
с сладкой водочкой.»
«Врешь ты, врешь, мальчишка,
врешь, обманываешь:
Сама я казанка,
в Казани жила,
Казань—город подлый,
под горой стоит,
Близ Казани речка
кровью протекла,
Быстры ручеечки—
с горькою слезой.»

Ст. Оренбургская, 1902 г., нестроевой старшего разряда (писарь) Михаил Леонтьев.

© А.И. Мякутин «Песни Оренбургских казаков» т. 1 Оренбург, 1904

Как от сильного Московского царства…

Что не сизый орлище встрепенулся,
Что не грозная туча поднималася,
На Казанское Царство наплывала—
Как из сильного Московского царства
Поднимался Великий князь Московский,
Что Иван, батюшка, Васильевич,
Он со теми ли пехотными полками,
Что со старыми славными казаками.
Как он, Грозен Царь, под Казань подступил,
Под речушку под Казанку подкопы подводил,
Под другую сторону Сулая—речки сорок бочек закатил
Со лютым зельем, со лютым зельем—со порохом.
Зажигали мы на бочках свечи восковые;
Зажегши свечй, сами прочь отошли.
Злые татарченки по стеночке похаживают,
Нашего Царя, батюшку, Ивана Васильевича поддразнивают:
„Ты не город пришел брать, пришел тыл казать!»
На то Грозный Царь распрогневался:
„Подавай мне пушкарей казнить—вешати!»
Как нашелся из нас молодой пушкарь:
„Не изволь, Государь, нас вешать—казнить;
Позволь, Государь, нам речи говорить.
Наружи—то свечи они скоро горят,
Под землей-то они не скоро горят.»
Не успел пушкарь слов досказать,
Стало бочки рвать, землю нарозно метать.

Ст. Рассыпная, 1904 г., урядник Афанасий Щепачев 81 года.

© А.И. Мякутин «Песни Оренбургских казаков» т. 1 Оренбург, 1904


?php the_ID() ?