„Ты, Василий, ты, Василий, Васильюшка сын Федорович! Ты зачем-то, на что пьяный напиваешься? По черной ты грязи, сыночек, валяешься?» — «Я не сам собой напиваюся, родна мамонька: Напоил-то меня млад пруцкой король.» Увидала его мамонька родимая Из того ли терема, терема высокого, Из того ли окна из хрустального. „Ты, дите ли мое, дитятко! Ты зачем, [...]
Не былиночка во чистом поле зашаталася— Зашатался же, загулялся же удал добрый молодец В одной тоненькой коленкоровой беленькой рубашечке Да во красненькой он во своей во черкесочке. У черкесочки назад полушки были призатыканы, Басурманскою кровью алою они призабрызганы. Увидала его родимая матушка из высокого терема: „Ты, дитя ли мое, мое дитятко, дитя мое милое! Ты [...]
Не былиночка во чистом полечке, в поле зашаталася— Зашатался да он загулялся удал добрый молодец, В одной-то он тоненькой, аленькой во рубашечке, Во другой-то в черкесочке. У черкесочки полы призатыканы, У черкесочки все рукавчики были призасучены, Басурманскою кровью призабрызганы.— Как увидела его родна матушка из того терема высокого. «Ты дитя ли мое, дитя, чадо милое! [...]
Во дикой-то степи пролетывала большая дороженька, Шириной-то она не широкая, Долиной-то она конца-краю нет. Как никто-то по ней по прохаживал, Никто следику по ней не прокладывал, Только шли-то, прошли удалы казаченьки. Позади-то бежит сивый резвый конь; Как седельице на нем черкесское на бок сбилося, Потнички-то белы поярчаты они все повыбились, Как стременушки его булатные они [...]
Во дикой-то степи, там пролегала большая дороженька, Шириной она не широкая, Долиной-то дороженька конца краю нет. Как никто-то по ней, по дороженьке, Никто не прохаживал, Никто следика по ней не прокладывал, Только шли-то, прошли удалы казаченьки. Позади-то бежит сивый резвый конь; Как седельице на нем черкесское на бок сбилося, Потнички-то поярчатые они все повыбились. За [...]