Во поле, поле чистыим, стояло тут деревцо…

Во поле, поле чистыим,
Стояло тут деревцо,
Тонко, высоко;
Под этим деревцом
Травынька росла.
Травынька, муравынька,
Листом широка.
На этой на травыньке
Цветы расцвели,
На этих на цветиках
Расставлен шатер,
Во этом во шатерике
Разостлан ковер,
На этом на коврике
Столики стоят,
А на тех на столиках
Скатерти лежат,
На этих на скатертях
Пойлице стоит.
У того у столика
Два стула стоят,
На этих на стуликах
Два братца сидят,
Два братцы родные,
Родимых-родных.
Большой-то меньшому
Ту речь говорить:
— „ Братец ты мой, братец,
Родимый, родной!
Единая нас матушка,
Братец, родила,
Не научивши уму-разуму,
В службу пустила;
Чужа, дальняя сторонушка
Без ветру сушить,
Без ветру, без вихря,
Без красного солнышка;
Чужой отец с матерью
Без вины журят.

(Сообщил С. А. Ливкин).

© Н.Г. Мякушин. «Сборник Уральских казачьих песен» Спб., 1890 г.

Солетались соколы со стороны…

Солетались соколы со стороны,
Сели-пали у вдовыньки на дворе;
Крылышками широк дворик размели,
Голосьями они вдовыньку будили:
— „Встань, проснись ты, вдовынька молода;
Все казаки из похода уж идут,
Твоего мужа в колясочке везут,
Ворона коня за шелков повод ведут.
На лошадушке седелице лежит,
На седелице рубашечка висит;
Рубашечка алой кровью облита…
А ты, молода, на век бедная вдова,
А малые детки на век-вечный сироты».

(Сообщил казак Григорий Семионичев).

© Н.Г. Мякушин. «Сборник Уральских казачьих песен» Спб., 1890 г.

Солнце закатилось за темные леса…

Солнце закатилось за темные леса,
В поле у нас приумолкло,
Соловушки не поют.
Под деревцом было ветвистыим,
Там хижина стоит,
Во этой во хижине хозяюшка вдова,
Вдова наша хозяюшка, казачия жена.
Внезапно постучались к ней
Два казака у окна:
Один казак уж зрелых лет,
Другой казак — как белый снег.
— „Любезная наша хозяюшка,
Пусти нас ночевать!»
— „Я бы рада вас пустила,
Мне не чем вас принять!»
— „Любезная наша хозяюшка,
Нам не надо ничего:
С походу мы приустали,
Желаем отдохнуть».
Взошли они во хижину,
Садились по местам.
Любезная наша хозяюшка
Прижалась в уголок;
Прижалась она и залилася
Горючими слезми.
— „Спроси-ка ты, Ванюша,
По ком она грустит?»
— „Любезная наша хозяюшка,
По ком ты слезы льешь?»
— „Пятнадцать лет тому,
Случилася война.
И вот пятнадцать лет,
Как проводила я
И мужа, и сына своего;
Теперь же увидала
Я мужа и сына своего».

(Сообщил казак Григорий Семионичев).

© Н.Г. Мякушин. «Сборник Уральских казачьих песен» Спб., 1890 г.

С надеждой верною, с чужбины, кручину в сердце затая… (ур.)

С надеждой верною, с чужбины,
Кручину в сердце затая,
Скакал казак через долины,
На родные свои поля.
Скакал и конь его надежный,
Покорен спеху седока;
Уже и степь сыртов Урала
Очам виднелась казака;
И все он мчится вглубь, стрелою,
К своему родному очагу.
Вот близко берег, конь ногами
Уж по песку родному шел;
Вздохнул, встряхнулся и лугами
Он снова всадника несет.
Туман клубится над Уралом,
Казак молча прилег к луке;
Вперед он сердце шлет с мечтами,
Блестит колечко на руке.
Кольцо уралка подарила,
Когда казак пошел в поход.
Клялась ему и говорила:
— „Твоя я буду через год!»
Вот год прошел; казак стрелою
К форпосту родному спешит.
Он видит избы за курганом;
Вздрогнуло сердце, он молчит…
Не верь, казак, мечте, обману,
Сверши, сверши пути конец,
Иль воротись ты к атаману:
Неволит деву злой отец.
Твою казачку уж другому,
Неволей, замуж выдают.
Коня ты гонишь по-пустому,
Не здесь родимый твой приют.
Плыви, казак, назад чрез воды,
Забудь казачку и форпост.
В чужом краю не знай свободы!
Умри, склоняся на седло!

(Сообщил урядник Иван Горшков).

© Н.Г. Мякушин. «Сборник Уральских казачьих песен» Спб., 1890 г.

Поехал далеко казак, на чужбину, на борзом коне вороном…

Поехал далеко казак, на чужбину,
На борзом коне, вороном;
Родные он степи на долго покинул,
Покинул отцовский он дом.
Напрасно казачка его молодая,
Напрасно на север глядит:
Все ждет, поджидая с полночного края,
Когда к ней казак прилетать!
Ах, там, за горами, где вьюги-метели,
Где страшны морозы трещат,
Где сдвинулись дружно и сосны, и ели, —
Там кости казака лежать.
Казак и просил и молил, умирая,
Насыпать курган в головах;
И пусть на кургане калина родная
Красуется в ярких цветах.
Пусть вольные пташки, сидя на калине,
Порой прощебечут оне
Мне, бедному, вести в холодной могиле
О милой, родной стороне *).

____________
*) Песня эта занесена на Урал из Малороссии старослужилыми там казаками; она в сильном ходу между Уральскими казаками и не выбрасывается почти никогда из репертуара их песен, даже при самой незначительной веселой компании, а потому и помещена в настоящий „Сборник».

© Н.Г. Мякушин. «Сборник Уральских казачьих песен» Спб., 1890 г.

Проводы казака на службу (уральская)

Как один-то, один,
У отца, у матери,
Все один-единый сын:
Как его-то берут, разудаленького,
Берут в службу царскую,
По указу берут его, разудаленького,
Берут государеву.
Как со вечера доброму молодцу,
Ему приказ отдан был;
С полуночи-то, душа, добрый молодец,
Он собираться стал;
На белой-то заре, душа, добрый молодец,
А он сталь коня седлать;
На восходе-то солнца красного
Стал он со двора съезжать.
Провожают его, разудалого,
Его все — отец и мать,
Провожаешь его, разудалого,
Его молода жена;
Провожают его, разудалого,
Его весь род и племен.
Позади идет его горюшенька,
Его молода жена.
Молодец-то жену уговаривал:
— „Воротися, жена, воротися, душа,
Воротися, лебедь белая:
Впереди-то у нас все огни горят,
Огни горят неугасные».
— „Уж ты, миленький, сердечный друг,
Не уговаривай меня, не обманывай, —
Это горит-то и пылает
У тебя, у молодца, ретиво сердце».
— „Воротися, жена, воротися, душа,
Воротися, лебедь белая:
Позади-то у нас вода полая».
— „Уж ты, миленький, сердечный друг.
Не уговаривай меня, не обманывай, —
Это из твоих очей, молодецкиих,
Слезы катятся, как река льются».

(Сообщил Н. Ф. Савичев).

© Н.Г. Мякушин. «Сборник Уральских казачьих песен» Спб., 1890 г.

Погоня казаков за киргизами (уральская)

В сенокосную пору
Собирал Мимбай толпу.
Вот он, с собранной толпой,
Не дает нам всем покой:
Перелез Урал в Красном яру,
И наделал нам вреду.
Калмыковские казаки
Во поход за ним пошли;
На узенях его догоняли,
У нас кони все постали;
Мы секретно подъезжали,
И Мимбая вора били.
Чрез Кушум речку мы плыли,
Тяжело Тангай вздохнул,
И Мимбая он столкнул.
Мимбай при смерти лежал,
Пешком в аул побежал;
Не узнал прежнюю власть,
И еще взял такую же власть.
Также с собранной толпой
Не дает опять покой.
Вот он нынешнюю зиму
Сделал нам такое диво:
Мимбай был такой неспокойник,
А Пролубщиков был у нас полковник,
Вверх за Каршу заезжал,
И он вор, Мимбай, на него напал;
Так Мимбай тут поступил,
Его саблей изрубил.
Калмыковская команда
Верхним форпостом шла,
Скоро на-скоро собралась,
Во поход за ним пошла;
Во поход за ним пошла,
На Борбулт-речке его нашла;
Как сайдак с него снимала,
Резвы ноги заковала,
В Калмыкову представляла.
Где Мимбай не воровал,
А Калмыковских не миновал.
Канцелярские суды
Произвели Тангаева в чины.

(Из Песенника Сахарова, ч. ІV, 1839 г., стр. 262 — 265).

© Н.Г. Мякушин. «Сборник Уральских казачьих песен» Спб., 1890 г.

Ой ты, батюшка, наш наказный атаманушка…

„Ой ты, батюшка, наш наказный атаманушка,
Давыд, сын Мартемьянович! *)
Посмотри-ка, что там на море,
Да на море, на Каспийском-то?
Не белым там забелелося,
Не черным там зачернелося,
Зачернелись на синем море
Все астраханские там лодочки:
Воровские рыболовщички
В наши воды забираючись,
Нашу рыбу вылавливают.
И от воровских, тайных выловов
Наш Урал-река стал пустехонек.
Помоги ты нам, атаманушка!
Заступись за нас, родной батюшка,
Не вели ходить злым разбойникам,
Не вели ловить нашу рыбушку!»
— „Ой, вы, братцы мои, вы казаченьки!
Что ж вы, други мои, попужалися?
Аль не знаете, как стеречь вора?
Эй, вы, Гурьевцы, лихи молодцы!
Вы садитесь-ка в легки лодочки;
Да возьмите-ка вы веселицы,
Догоните-ка астраханских рыболовщичков, —
Накажите-ка их вы по своему,
По морскому, по казацкому».

(Казачий Сборник, 1887 г., № 1, стр. 69).

_____________
*) Давыд Мартемьанович Бородин был два раза наказным атаманом Уральского казачьего войска: с 1798 по 1823 год и с 1827 по 1829 год.

© Н.Г. Мякушин. «Сборник Уральских казачьих песен» Спб., 1890 г.

Как шли двое невольников из неволи…

Как шли двое невольников
Из неволи,
Из той орды, из проклятой,
Из хивинской;
Пришли они ко быстрой реке,
Ко Уралу.
На ту пору Урал-река
Возмутилась;
С песком она, да с желтеньким
Посмешалась;
Ледком она, да тоненьким
Сомыкалась;
Снежком она, да беленьким
Покрывалась.
Один из них пустился в путь
Через реку;
Он правой своей ножкой в снег
Становился,
И только что успел он в лед
Упереться, —
Как беленький снежочек вдруг
Распахнулся,
A тоненький ледочик вкруг
Обломился:
Удалый, добрый молодец стал
Тонути.
Товарищу он взгаркнул тут
Благим матом:
— „Ты, гой-еси, товарищ-друг,
Брат названный!
Не дай ты мне в мои годы
Жалко сгибнуть:
Беги да протяни скорей
Праву руку!..»
— „И рад бы я тебе
Протянуть, —
Да ручка-то теперь моя
Коротенька,
А быстра Урал-речушка,
Глубоконька!.. »

(Отечественные Записки, 1848 г., № 8, стр. 141).

© Н.Г. Мякушин. «Сборник Уральских казачьих песен» Спб., 1890 г.

Казаки свой ум имеют, жизнь прекрасную ведут…

Казаки свой ум имеют,
Жизнь прекрасную ведут:
Пикой, шашкою владеют,
И горелку славно пьют!
Со врагом казак сразится, —
Победит врага зараз;
Если ж вздумает напиться, —
То напьется на заказ!..
Для киргиза-лиходея
У него готов аркан; —
Для горелки-чудодея
У него готов стакан.
С пикой, шашкою и водкой
Он умеет в дружбе жить;
И с молоденькой красоткой
Он умеет пошалить.
Есть враги, — с врагами бьется,
И врагов он вмиг побьет;
Есть вино, — он вмиг напьется,
Тотчас песни запоет!..
Казаки свой ум имеют,
Жизнь прекрасную ведут:
Пикой, шашкою владеют,
И горелку славно пьют!

(Сообщил урядник Александр Истомин).

© Н.Г. Мякушин. «Сборник Уральских казачьих песен» Спб., 1890 г.


?php the_ID() ?